Наличие свободы слова не всегда показатель степени демократичности того или иного государства. В современном мире накоплен огромный опыт манипулирования средствами массовой информации. В связи с этим я хотел бы прочитать тебе отрывок из статьи Ибрагима Абдуллаева “Почему птица поет или что такое свобода?”. Она была опубликована в газете «Дагестанцы” №2 от 2007 года:
“На первый взгляд кажется невероятным, что в Дагестане в 21 веке могут существовать остатки “генетического” рабства, - пишет И. Абдуллаев. – Но давайте порассуждаем. Как известно, в Дагестане до имама Шамиля существовали люди, которых называли лагъами, райятами, кули, то есть, людьми “низкого” происхождения. Чаще всего это были дети или внуки (а может и правнуки) тех, кто был захвачен в плен нашими воинственными предками. Они или работали на хозяина, или, освободившись, заселяли отдельные хутора. Но вплоть до октябрьской революции они не принимали никакого участия в общественной жизни джамаатов сел, собраний и съездов вольных обществ, наибств или округов. Только октябрьская революция фактически дала им полную свободу и все права. Но даже и сегодня, когда молодое поколение, живет по своим законам, старые люди с осуждением говорят, когда какой-нибудь сын «уважаемых” родителей хочет жениться на девушке из “хъазахъ”-тухума. Исходя из собственных критериев или неосознанно, старые люди не горят желанием породниться с теми, кто в прошлом принадлежал к рабскому сословию. Почему же так происходит? Ведь Бог создал всех людей равными и всех нужно уважать одинаково. Одна из версий звучит так. За редким исключением, люди, долгое время жившие вне поля свободы, изменяются по характеру и по образу жизни. У них особая психология, которая незаметно передается из поколения в поколение. Они, как бы чувствуя свою неполноценность, ведут себя как-то иначе, можно сказать беспричинно напористо и агрессивно по отношению к окружающему миру. Им кажется, будто весь мир настроен против них, и они по любому поводу (как бы обороняясь) ощетинившись, бросаются с вызовом на защиту своего якобы оскорбленного достоинства, как бы доказывая всем, что они тоже люди. Или они ведут себя слишком тихо, стараются быть незаметными среди окружающих. И как бы мстя за свою ущемленную внутреннюю свободу, всегда готовы исподтишка совершить любую пакость, особенно по отношению к тем, у кого в явном виде присутствует спокойное уверенное независимое достоинство. Вирус рабства, въевшийся в их сознание и души, не позволяет им подняться до морали свободного человека. Многие запреты, скажем, табу, которые являются естественными для поколения узденов и дворян, они без угрызения совести переступают, то есть нарушают, и тем самым легко приспосабливаются к нормам и правилам так называемого криминального «дикого” капитализма. Кое-кто может возразить, утверждая, что некоторые потомки узденов и дворян тоже не отстают от них. Да, это тоже правда. Здесь нужно отметить и «заслуги” октябрьской революции. Поставив на один уровень, в один ряд бывшего раба и свободного человека, казалось бы революция сделала благое дело. Это было бы в крайней степени благородно, если бы раб, осмыслив свою свободу, стал бы таким же, каким был свободный человек. Но история есть не то, что мы хотели бы, а то, что в действительности случилось. Наша «родная” советская власть день за днем, год за годом в своей изуверской практике постаралась превратить того самого раба в хозяина, ничуть не изменив его психологию, а свободного человека – принизить, снизить, унизить до состояния нового рабства. Таким образом, в нашей стране возникло новое поколение “негенетических” рабов”.
- Давно слышал я, будто бы тебя хотели назначить главным редактором аварского вещания радио «Свобода». Поступали ли тебе подобные предложения?
- Чтобы ответить на этот твой вопрос, мне придется заглянуть в свой архив. Подожди, пожалуйста, одну минуту. Вот оно – текст моего обращения к «Кавказ-орг»: «24 апреля 2002 года вы поместили у себя статью журналиста Н. Абдулаева, работающего в газете «Moskow Times» в Москве – «Свобода» будоражит Дагестан». В этой статье, со слов дагестанского ученого Кисриева, он пишет, что находящийся в эмиграции за рубежом поэт Адалло в свое время претендовал на место в радио «Свобода». В связи с этим заявляю, что такого желания я лично никому не выражал. Правда, ко мне поступила информация из Конгресса США о том, что он выбирает именно меня для работы в «Свободе». В это самое время СМИ Дагестана подняли большую шумиху вокруг моего имени и распространяли через специально отпечатанные листовки и «агентов влияния» новую волну всяких небылиц и сплетен. А для чего это делалось, нетрудно догадаться».
В «Кавказ-орге» мое заявление не опубликовали и даже о его поступлении к ним не сообщили.
- В Сирии мой друг поэт- переводчик и травматолог Массух курирует раздел литературы и искусства в журнале «Родина». Особый его интерес – культура, история, поэзия Кавказа. Можешь ли подготовить свои материалы для этого журнала?
- Мухаммад, прошу тебя, сообщи своему другу Массуху, что я с огромным удовольствием подготовил бы материал для его журнала, но в ближайшие два года мне не до них – буду занят только работой над ответами на вопросы его друга Абдулхабирова.
- Мне представляется чрезвычайно важным издание антологии аварской поэзии с публикаций «главных» стихов всех ушедших поэтов, в том числе и из зарубежной диаспоры. В этом отношении колоссальную работу проводит Евгений Евтушенко, который собирает биографии и стихи русских поэтов от стародавних времен по сегодняшний день. Нет ли у тебя желания и времени для выполнения этой эпохальной работы?
- Евгений Евтушенко чуточку позже меня (на лет 15) начал эту работу. Еще в 1992 году в журнале «Имамат» были впервые опубликованы произведения из моей личной «Антологии аварских поэтов». В нее входили все наши давнишние и нынешние поэты, кроме одного – меня. К сожалению, журнал по неизвестной мне причине прекратил свое существование, и «Антология» осталась в моем столе. По возвращении из эмиграции я ее на месте не нашел. Если я пока жив и здоров, установится благоприятная погода (что маловероятно), возможно, приступлю к восстановлению ее по памяти. Действительно, дело это важное!
- Мне посчастливилось побывать в Вологде, доме-музее талантливого поэта Руси, твоего друга, переводчика, сокурсника Николая Рубцова, человека с трагической судьбой. В жизни не очень-то с ним считались. И публиковали его от случая к случаю. Ныне много добротных изданий его стихов и вспоминают о нем часто. На Руси зачастую поэты получают признание посмертно. Пожалуйста, расскажи о своем друге, незабвенном Николае Рубцове как о поэте и личности.
- Как-то мы с Рубцовым беседовали о том, что является важнейшим в поэзии. “Прежде всего искренность, – сказал я, - без нее и радость и печаль будут звучать лживо. В тот же день Николай вручил мне перепечатанный на машинке следующее свое стихотворение:
О чем писать?
На то не наша воля!
Тобой одним
Не будет мир воспет!
Ты тему моря взял
И тему поля,
А тему гор
Другой возьмет поэт!
Но если нет
Ни радости, ни горя,
Тогда не мни,
Что громко запоешь,
Любая тема –
Поля или моря –
И тема гор –
Все это будет ложь!
А познакомились мы с Николаем впервые в 1960 году в достаточно комичной обстановке.
После летних каникул на второй курс Литературного института я приехал с опозданием на несколько дней. Комната, в которой я жил, находилась на третьем этаже общежития. И жил я в ней один. А на этот раз обнаружил, что еще кого-то подселили ко мне. Мне это очень не понравилось. Пришлось подождать, пока не придет новосел. Если попрошу, может он сам уйдет в другую комнату, подумал я и решил пойти по делам в город. Вернулся поздно ночью. И вот что я увидел: настежь открыта дверь, в комнате стоит табачный дым, как говорят, топор можно вешать. Сквозь него я с трудом увидел прямо в одежде и обуви лежащего на кровати пьяного, а на моей кровати хозяйски расположился другой, тоже изрядно выпивший. Не замечая меня, сидит, курит и плюет на пол. Уважаемый, - обратился я к нему, подойдя поближе. – эта кровать принадлежит мне, я очень устал и хочу спать, пожалуйста, идите к себе. После этого он спокойно встал и, слава Богу, шатаясь побрел по коридору. Проветрив комнату, лег спать и я.
Проснувшись рано, я увидел, что новосел торопливо приводит комнату в порядок. Видимо, не хотел выглядеть неряхой перед другим человеком. Поэтому я притворился спящим и незаметно следил за ним. Это был молодой человек небольшого, но крепкого телосложения и начинающаяся его лысина тоже бросалась в глаза. Осторожно и бесшумно работал он, разумеется, чтобы этот незнакомец, т.е. я, некстати не проснулся. Все же он задел что-то и от этого упавший стакан со звоном разбился на полу. И, естественно, тут же я открыл глаза.
- Приветствую вас! – сказал ему я, зевая и растягиваясь.
- Здравствуйте! Извините, пожалуйста, я случайно разбудил вас.
- Ничего, ничего! Уже пора похмелиться…
- Как, похмелиться?! Что, вы тоже дрябнули вчера?
- Еще как!
- Так, Адалло – это ты?
- Да, я. А тебе что, кто-то говорил обо мне? (тут же мы перешли на «ты»).
- Комендант общежития велел заселить меня в эту комнату. Он еще сказал, что мы с тобой одного дерева плоды.
- Очень приятно! В связи с этим заявлением коменданта мы с тобой сегодня устроим здесь великолепный фейерверк. Как я догадываюсь, ты только что поступивший, салага, значит?.. Тебе и бежать с этим пятаком в магазин. Это для старта, а там видно будет.
Вот такая была моя первая встреча с Николаем Рубцовым. Я его уже не просил перейти в другую комнату и целый год жили вместе там же. Хотя потом дали отдельные комнаты, часто посещали друг друга. С нами бывали Василий Белов, Анатолий Передреев, Анциферов… После смерти Николая Рубцова прошло почти тридцать лет, давно умерли Анциферов и Передреев. Василий Белов стал даже депутатом Верх. Совета СССР. В последнее время я почти ничего не слышал о нем. Многие считали его большим писателем. Очень грустное письмо получил однажды от него. Оно храниться у меня.
Слышал, что Рубцову в Вологде воздвигли памятник. Изданы о его творчестве научные труды и книги воспоминаний, созданы его музеи и фонды…
В долгие годы эмиграции утешением для меня был интернет. Однажды совершенно случайно на экране компьютера появился сайт Рубцова. Конечно же, я очень обрадовался этому и начал читать все, что там напечатано. В книге Нинель Старичковой «Наедине с Рубцовым» появилось и мое имя. Вот что писала Старичкова: «Никогда заранее не предвидишь, с какими мыслями, в каком настроении придет Рубцов. На второй день вечером пришел усталый и почти с порога: «Ты знаешь, кто такой Адалло? И тут же сам отвечает: «Это – поэт, мой друг, он воспевает горы. А я – поле и море. О поле я много написал, а о море мало. Но я и о море напишу. Каждый поэт пишет о своем.
«А о Анциферове ты слышала? Это тоже мой друг. Он умер. Мы вместе пили. Такая огромная бутылка была (показал руками).
Раз такая, - представила я, то это четверть, не меньше.
«И мы всю выпили. Он после этого умер, а я вот жив. Наверно я сильнее.
«У меня много друзей, - начинает он снова, - Анатолий Передреев, Николай Старшинов, Глеб Горбовский (помолчал). Да все поэты – мои друзья!».
Эти строки Нинель Старичковой напомнили мне о молодости. Более чем через сорок лет они мысленно свели меня в далекой, чужой и незнакомой стране с истинным русским поэтом Николаем Рубцовым и нежное дуновение воспоминаний обдало мое сердце тихой печалью.
Хотя достаточно долго жили вместе, встречались часто, ни он мне, ни я ему никогда не читали свои стихи и вообще не говорили о них. Мы просто ощущали и этим обогащали друг друга. И творчеством других также особо не интересовались – знали мы, кто чего стоит. Могут спросить – на чем же строилась ваша дружба? Она строилась на том, что каждый из нас по-своему верил в существование единого для всех Творца. Из-под своей подушки он часто вытаскивал старую икону и долго-долго разглядывал ее. На следующее утро после одной большой вечеринки Николай не нашел икону на месте. Кража ее обернулась для него настоящей трагедией. Он пил и мрачнел. Через какое-то время он перестал пить, превратился в мягкого и внимательного человека. Он искренне уважал меня, и я отвечал ему тем же. Наша дружба была основана, повторяю, на любви к единому Творцу и ненависти к бездарям разнообразных мастей.
Случайная встреча с Николаем осенью 1966 года запомнилась на всю жизнь. (сорок лет тому назад!). Вместе с женой, в сумерках, я шел по направлению к четвертой Тверской-Ямской улице, где в одном из домов была наша квартира. Проходя мимо кафе кино-театра «Россия», я вдруг увидел сидящего там с какими-то ребятами Николая. Случилось так, что тут же и он увидел меня. Немедля выскочив из кафе, он начал тащить меня с женой туда же. Мне удалось убедить его отпустить нас, и тогда: «Адалло, подожди меня ровно две минуты. Уйдешь, обижусь!» - сказал он уходя и вернулся даже раньше обещанных двух минут. Сунув в карман моего плаща бутылку коньяка «Дагестан», Николай сказал: «Когда будешь с кем-нибудь пить эту бутылку, считай, что я сижу рядом с тобой и пью за твое здоровье». Увы, не знал, что это была последняя моя встреча с ним на этом свете!
|