С Александром Ткаченко я познакомился в годы его учебы на высших литературных курсах (ВЛК) при Литературном институте им. Горького. Было это в начале 1980-х. Рядом с общежитием института находится поликлиника, куда иногда  обращались обитатели этого  общежития. Так, Саша заглядывал ко мне — то по болезни, то по травме, - ведь он был азартным футболистом, - а то и просто за справочкой: «прогулял, выручи!». Не было таких отношений, чтобы сказать дружили. Но Саша заходил ко мне как члену своей футбольной команды, откровенно, без каких-либо попыток симулировать, без всяких заранее заготовленных легенд. А общежитие это в те годы было каким то особым островком на теле Бутырского хутора и легенды от студентов для получения справки-освобождения от занятий, физкультуры, сельхозработ мне приходилось слышать самые фантастические. Пили, гуляли, вешались, в окно прыгали, танцевали, любили, а между делом и учились. Каждый второй там считал себя Есениным. Не бывало курса, где не учились бы и дагестанские дарования, среди которых были и амбициозные бездари. Я бывал частым гостем здесь.

Прошло много лет. Часто Сашу видел в различных телепередачах, иногда и пересекались на этих ток-шоу - «Свобода слова» у Шустера, «Народ хочет знать» у Прошутинской и т.д. Митинги на Пушкинской, пикеты против войны на Северном Кавказе, круглые столы. И вот, с 2000 года я работал с дагестанским поэтом Адалло над его возвращением на родину. Он был объявлен в международный розыск по линии Интерпола как опасный международный террорист, пособник  Бен Ладена и прочих. Его портреты висели на вокзалах, аэропортах, в отлениях милиции рядом с изображениями Басаева, Хаттаба, Удугова и др. В защиту и с требованием снять его из Интерпола мне приходилось встречаться с разными людьми как из власти, так и  из общественных организаций. Так, весной 2004 года на одной из встреч на Пушкинской с Сашей я поделился проблемой и рассказал о ситуации вокруг 70-летнего талантливого поэта, вынужденного находиться за пределами родины. Только тогда я и напомнил ему про наши контакты в начале 1980-х. «Вспомнил! Вспомнил! Ты меня здорово выручал!» - загорелись глаза Саши, излучавшие какое-то добро и соучастие во всем. «Я в курсе, слышал о нем, хотя лично с ним не знаком. Конечно, надо вызволить, конечно, надо помочь! Заходи к нам в ПЕН-Центр, там и подумаем как это сделать».

Через неделю я был в ПЕН-Центре. Саша с таким вниманием и участием выслушал меня, просмотрел мои обращения и ответы чиновников, публикации в дагестанских СМИ, поливающие Адалло. Попросил принести его стихи на русском. Мы более трех часов говорили в кабинете руководителя ПЕН-Центра только об Адалло. «Может в Европу ему предложить переехать? А там дадут ему вид на жительство и будет себе спокойно работать и проводить оставшиеся годы?». «Ему нужно ДОМОЙ, как бы ни был высок риск, он должен возвратиться! И он понимает этот риск, но другого он и не представляет» - отвечал я ему.

Саша более детально познакомился с творчеством Адалло по книге из серии «Классики и современники». Особенность этой книги в том, что публиковались стихи на аварском, и тут же на другой странице те же стихи на русском. Я рассказал  историю издания этой книжечки. А она такова. В конце 1970-х была идея начать выпуск таких книг. Были изданы стихи известного лирика начала ХХ века Махмуда (1888-1919гг) и Адалло. Из современных поэтов, кроме Адалло никто не захотел в этой серии издаваться. Причина в том, что аварскому или иному национальному читателю предоставлялась возможность тут же сравнивать смысловое и поэтическое соответствие текста на языке поэта и на русском. У некоторых авторов разница эта бывала такая, что трудно было назвать оба текста одним и тем же стихотворением одного и того же поэта. По-моему, в этой серии больше так никто из живых авторов и не издался. После ознакомления со стихами Адалло, Саша был в восторге: «Это же настоящий поэт! Это же прелесть! Какой слог, какая глубочайшая философия!». Попросил меня несколько стихотворений прочитать на аварском. Так Александр Ткаченко встал вместе со мной на сторону «международного террориста», «идеолога ваххабистов», «воинствующего сепаратиста» и заместителя амира Шуры Чечни и Дагестана Адалло.

Вопрос возвращения Адалло на родину к весне 2004 года был уже почти решен. В то же время, не было уверенности в том, что все это не обман. Могли на любом этапе завершить «операцию» арестом Адалло и отстранением меня от этой операции: «твоя функция завершена, спасибо и досвидания!». В глубине души и Поэт не исключал такой исход, но он был и к этому готов.

А с Александром Петровичем мы договорились, что в дни нашего возвращения из Турции он следит за ходом событий и, в случае провала (арест Адалло или иные непредвиденные варианты), ПЕН-Центр выступает с заявлением и привлекает внимание мировой общественности, прежде всего ПЕН-сообщества к этому факту и требует немедленного освобождения Адалло. С этой же целью нас все время сопровождала и съемочная группа Рен-ТВ. Возможно без этой информацинной поддержки и могла появиться та самая нештатная ситуация, когда по возвращении в Дагестан в начале июля 2004-го с 2 часов ночи до 8 утра нас в Махачкале продержали в нейтральной зоне аэропорта, угрожая этапировать Адалло в следственный изолятор ФСБ. И это при том, что перед вылетом из Стамбула я звонил министру информации, национальных дел и внешних связей Дагестана, а тот информировал Прокурора республики, который обещал лично встретить нас в аэропорту. Министр заверил меня, что все будет по обговоренному плану, никаких промахов не будет, а в аэропорту все предупреждены. При всем этом, и погранслужба, и таможня, и представители ФМС, и все остальные службы с нами разговаривают будто для них появление Адалло среди пассажиров этого рейса было неожиданным! Уже из аэропорта я связался с Сашей, дал ему знать, что пока все идет в сторону самого худшего варианта, чего мы опасались. Я его попросил чтобы к утру он подготовил заявление ПЕН-Центра. «То, что вы в Махачкале — это уже мужественный шаг! Я вас поздравляю! Надеюсь, поймут эти идиоты, что прежде всего ИМ нужно воспользоваться такой возможностью проявить свою гражданскую и гуманитарную позицию! Ведь это первая спецоперация без крови и стрельбы! Такого уровня разыскиваемый САМ пришел и этого ты добился! Ты герой!» - сказал тогда Саша. Слава Богу, развязка наступила с началом рабочего дня чиновников. Прокурор республики позвонил и извинился, сказал, что вот-вот к нам приедут его люди и все пойдет по плану.

После оформления бумаг в прокуратуре РД (что заняло почти весь день), мы с поэтом поехали к нему домой, при полном родных и близких поэта его очаге, мы передали поэта семье и вернулись в Москву.

Через несколько дней я был в ПЕН-Центре. С порога Саша меня встретил в обнимку: «Ты — герой! Ну ты молодец! Такое дело провернул!» - радовался он. Более часа мы сидели у него в кабинете, его интересовали все подробности моей поездки, состояние здоровья поэта, какова реакция местных СМИ на возвращение поэта и т.д. Предстоял суд над поэтом. Мы договорились, что в ближайшие дни ПЕН-Центр обратится в Верховный Суд РД с письмом или с соответсвующим ходатайством.  Выдержка из этого документа: «Он не принимал участия ни в каких боевых действиях, на нем нет крови. Его слова призывали к независимости, а не военному насилию на пути к ней. За годы почти пятилетнего изгнания, он понял, что поэт не может жить вне родины, вне своего языка. Крупный поэт, известный на всей территории постсоветского пространства, он пришел к пониманю самого главного момента истины — он не может существовать вне своего народа. История любого большого творца — это порой ряд ошибок, но главное — как он справится с ними. Адалло справился с достоинством, и в суде хочет доказать свою невиновность.

Мы просим вас, уважаемый суд, учесть все это и судить Адалло по совести и закону, соблюдая все его права как обвиняемого. Акт милосердия со стороны властей Дагестана, давших возможность ему вернуться домой в Махачкалу, заслуживает высокой оценки с точки зрения толерантности, так необходимой нам сейчас в российском обществе. Мы надеемся, что Суд найдет истину, учитывая и то, что поэту Адалло уже за 70 и он болен, еше больше больна его душа оттого, что совершилось в его жизни». Подписи:

Андрей Битов,

Андрей Вознесенский,

Аркадий Ваксберг,

Фазиль Искандер,

Лев Тимофеев,

Анатолий Приставкин,

Александр Ткаченко.

Героизмом было то, что Александр Петрович, не зная Адалло лично, не будучи знаком с деятельностью поэта, выступил с приведенным ходатайством — ведь в российских СМИ Адалло выставляли прямо-таки чудовищем каким-то! Данное обращение ПЕН-Центра я в сентябре 2004-го зачитал на суде, где в качестве общественного защитника пришлось выступить. Поэту дали условно 8 лет, хотя в интервью одной из местных газет сам судья А. Атаев говорил: «Суд принял решение в отношении Адалло исключительно на основании представленных обвинением доказательств. По этому делу не было ни одного потерпевшего или свидетеля. Я не согласен с тем, что вынесен мягкий приговор, я бы даже назвал этот приговор суровым с учетом того, какие доказательства вины подсудимого были представлены суду органами следствия и прокуратурой» («Новое дело» от 15.10.04).

Вернувшись в Москву, о результате суда и о его ходе мы говорили опять в кабинете Александра Петровича. В этот день зашел и Григорий Пасько, с которым меня познакомил А. П. Ткаченко. Втроем мы продолжили беседу. Мне Саша рассказывал про Пасько, хотя о нем я много читал, даже в свое время подписывал обращения в его защиту и протесты, связанные с его заключением. Григорию рассказывал обо мне. За правозащитную работу и за оказание поддержки поэту Адалло, Александр Петрович решил принять меня в члены ПЕН-Центра. Так, по мере возможностей мы продолжили связи, тянувшиеся тонкой и слабой нитью еще с начала 1980-х. Опять мы, как и в начале 1980-х,  на «ты». И с 2004 года часто меня спрашивал Саша про Адалло. «Чем ему можем помочь? Какие у него проблемы?» - задавал он вопросы. Так, весной 2007 года я попросил Александра Петровича помочь Адалло с местом в творческом доме отдыха в Переделкино. Тут же он позвонил в Литфонд РФ, связался с людьми, которые могут этот вопрос решить. В начале июня 2007 года Адалло провел 2 недели в Переделкино, вспомнил молодые годы, когда он заходил в гости к  известным писателям в этот самый творческий дом, а когда-то и сам там проводил время. Мы с ним совершили небольшую экскурсию в Литературный институт, в общежитие на Руставели, где жил студент Алиев Адалло. На Пушкинской вдруг он быстрым шагом прошел к кинотетару «Россия». Справа от фасада, словно что-то там потерял,  стал расхаживаться вперед-назад. «Тут стояло кафе! Вот тут был вход. Здесь последний раз встречался я со своим институтским другом Николаем Рубцовым. Вот в этом месте мы расстались. Вскоре я узнал, что его не стало». Более 30 лет поэт не был в Москве, 40 лет прошло как он окончил Литинститут. В сквере перед институтом удивленно разглядывал все кругом: «Все как тогда! Те же двери, те же окна, тот же забор! Даже кусты с цветами те же! Только я постарел...». Три круга он прошел вокруг Герцена. С Тверского бульвара мы поехали на Лубянку. К Соловецкому камню. Молча, грустно постоял поэт у каменной глыбы. Прочитал надписи, походил вокруг камня. После долгого молчания он нежно приложил руку на камень, словно прощаясь с родным для него человеком, и мы двинулись дальше. О чем думал поэт? Какие мысли его посещали в эту минуту? Все это так впечатлило поэта, что из салона самолета позвонил и сказал: «Я уже пристегнулся. Теперь я спокоен. Даже если умру сейчас - долечу в Махачкал! После всего этого можно и умирать!». К сожаленью, как ни пытался Александр Петрович увидеться с Адалло, так и не состоялась их встреча. Поэт тоже хотел пожать ему руку и поблагодарить за все. Не удалось. Поэт ждал этой встречи. «Передай от меня благодарность руководителю ПЕН-Центра и всем, кто содействовал моему пребыванию здесь! Уезжаю довольный, только с Александром Петровичем придется расчитыватся в Дагестане! Пригласи его к нам, поедем в горы, покажем Дагестан и примем его как самого дорогого гостя!». Я это передал. Но, увы!

В тот декабрьский день я принял звонок из Махачкалы. Звонит Адалло. «Ты в курсе?» - тревожно задал вопрос поэт. «Что случилось?» - в ответ задал я. «В Интернете пишут, что наш друг Ткаченко скончался» - печально ответил мне Адалло. И это оказалось правдой.

Поэт просил меня выступить от его имени на похоронах. Выступал на митингах, конференциях, выступал на торжествах и иных мероприятиях. Перед телекамерами и микрофонами в прямом эфире не робел! Никогда не испытывал такого: хочется в Центральном Доме литераторов сказать слово у гроба товарища. Ком в горле, язык не шевелится, какой-то паралич схватил, онемел — не могу!

Осенью 2007 года на одной из встреч членов ПЕН-Центра я передал Александру Петровичу книгу «Диалоги с Адалло-2» из пробного тиража, вышедшую летом 2007 года в Махачкале. Сколько было у Александра Петровича таких друзей! Друзей, которые так и не смогли пожать ему руку, не смогли увидеть его, сказать ему «СПАСИБО!». Он помогал всем. Всем, кто попадал в жернова произвола, кто оказывался бессилен перед государственной репрессивной машиной. Он был ПРАВОЗАЩИТНИКОМ. Гражданином своей страны, которую он любил. Но, любовь эта у нас какая-то не такая, точнее, ее не так часто понимают. То ли специфика страны, то ли традиции такие. Часто эту любовь путают с ненавистью к России. Потому таким как Александр Петрович нередко «патриоты»-оппоненты говорят: «Что ж ты в России-то живешь, если ты ее так не любишь?! Уезжай!!!». Он был из тех, кто не уходил от больного общества, не отстранялся, а словно доктор, пытался ей помочь, старался лечить ее. Даже если пациент ему сопротивлялся. Он лечил. Он помогал. Он отдавал себя, не жалея. Память о нем сохранится у всех, кто с ним хоть как-то пересекался. Он был добрым, отзывчивым, открытым и мужественным человеком. Он был разносторонним человеком, в нем был и спортсмен, и ученый, и поэт, и публицист, и исследователь. «Сон крымчака или Оторванная земля», на презентацию которой буквально за несколько дней до трагической вести он приглашал своих коллег и друзей,  - яркое тому доказательство.

 (фото с сайта http://penrussia.org/russian.htm )