- У тебя есть прекрасная повесть «Узник двух лагерей» о трагической судьбе простого горца, оказавшегося в ХХ веке в жерновах коммунистического и фашистского режимов. Судьба Адалло, как мне представляется, это как паспорт драмы конца ХХ начала ХХ1 веков. Ох, если бы удалось снять фильмы о судьбе этих двух горцев! По-моему, есть какая-то духовная связь между Магомедом из Гимерсо и Адалло из Урада…

         Да, и тот, и другой – без вины виноватые. Если «узнику» не грозила тюрьма или физическая расправа, то Адалло часто оказывался за эти годы на грани физического уничтожения. Ведь какая-то мифическая «патриотическая» организация, о которой ни до, ни после я ничего не слышал, распространяла листовки, призывающие ликвидировать Адалло на месте обнаружения!  Какая-то партизанщина, ведь подобное происходило и продолжает происходить у нас! И после этого мы удивляемся «Откуда этот терроризм?» Месть это, а не терроризм, не издевайтесь над людьми, не унижайте людей, тогда и взрывать вас не будут! Мне жаль этих жертв: ведь редко когда эти взрывы и убийства достигают цели, чаще гибнут совершенно невиновные. Зачастую прохожие становятся жертвами. Сожалею, что среди цумадинцев не нашелся мужчина, который адекватно не ответил бы рэкетиру из прокуратуры РД, который спустя год приехал в Цумада обирать пострадавших от стихии жителей нашего района и на волнах Койсу не отправил обратно на равнину незваного гостя. Ведь терроризм на пустом месте не возникает! Возвращаясь к схожести судьбы Адалло и героя «Узника двух лагерей» добавлю, что над узником всю жизнь лишь витала опасность, она была призрачной, он ее осознавал и делал все, чтобы не коснуться ее, обойти ее. Если Магомед Гасанов из «Узника» всю жизнь плыл по течению, даже не пытаясь хоть что-то менять ни в себе, ни в окружающем мире, то и разница этих двух героев не нуждается в объяснении. Тот один раз попытался изменить всё путем возвращения на родину, что оказался не рад этой первой и последней своей попытке. А тут вся жизнь в борьбе. С самим собой, с обществом, государством.

                            Интервью газете

                           «Время новостей»

      Одним из самых заметных и трагических выходов ваххабитов из полуподпольного положения стало вторжение в Дагестан в августе 1999 года. В нем, наряду с отрядами Басаева и Хаттаба, участвовало несколько сот дагестанцев. Вдохновителем того похода обычно считается так называемая Шура (исламский совет) народов Чечни и Дагестана, якобы стоявшая на ваххабитских позициях. Наряду со всеми известными персонажами — Басаевым, Удуговым, Хаттабом — в Шуру входил человек, появление которого там стало неожиданностью для тысяч его соотечественников. Это дагестанец Адалло Алиев,  известный поэт (в советское время — видный член Союза писателей СССР), а в первой половине 90-х — общественный деятель демократического толка. После событий августа 1999 года Адалло покинул Россию и сейчас живет в эмиграции. Большой резонанс вызвала книга Н. Дагчена “Диалоги с Адалло”, вышедшая в Лондоне. Мне удалось встретиться с Адалло и побеседовать об обстоятельствах вторжения ваххабитов в Дагестан. Ответы Адалло отличаются от точки зрения многих других участников и очевидцев событий в Дагестане, но в любом случае показывают, сколь непростым, “многослойным” было то явление, с которым Россия столкнулась на своих южных границах в конце 90-х годов и за которым закрепилось название “ваххабизм”.

                                                                                    Абдурашид Саидов

      -  Адалло, позволь мне начать с вопроса, который интересует в России многих.  Как ты оказался в этой самой Шуре? Что тебя, светски образованного, интеллигентного человека, поэта, привело туда?

      -   Видимо именно эти качества мои и привели меня в Шуру. Дело в том, что период между первой и второй чеченской войнами на границе Дагестана и Чечни складывалась сложная обстановка. В 1998 году мы с некоторыми дагестанскими деятелями задумали создание чечено-дагестанского совместного органа для урегулирования и нормализации тех самых сложных приграничных взаимоотношений между двумя республиками. У нас не было желания «авторизировать» эту идею, стать инициаторами или организаторами этого совместного комитета или иного органа. Потому мы всячески добились встречи представителей руководства Чечни и Дагестана для обсуждения этого вопроса. Сложность ситуации, которую предстояло регулировать этому органу, заключалась в массовом нарушении правопорядка в приграничных землях. Это и похищения скота, взятие в заложники людей, акты насилия над невинными и т.д. Эта ситуация не устраивала ни руководство Чечни в лице А. Масхадова, ни руководство Дагестана в лице  М. А. Магомедова. Но реально изменить ситуацию не могли ни тот, ни другой. Надо было что-то делать. Вот эта встреча делегаций двух республик 17 декабря 1997 года в Новолакском районе РД радушно восприняла идею создания совместного органа для контроля над обстановкой в приграничных районах, которая помимо этого, в широком масштабе занималась бы координацией взаимоотношений двух республик. Именно на этой встрече было решено, что на 26 апреля 1998 года намечается учредительная конференция чечено-дагестанского совета или комитета, состоящего из избранных в обеих республиках авторитетных людей. Именно 26 апреля 1998 года и была учреждена Чечено-дагестанская Шура, или Совет, где присутствовало около 300 делегатов из Дагестана и 250 делегатов из Чечни. Однако руководство Дагестана своих представителей на этот съезд не прислало и самоустранилось от этого органа, хотя, как я уже говорил, намерения учредить этот орган на предварительной встрече представители правительства и духовенства РД с главами администраций всех приграничных с Чечней районов поддержали единогласно. (Нежелание участвовать  в этом мероприятии и его бойкот официальними властями РД мы поняли задолго до намеченной даты – информационная античеченская кампания  в СМИ РД началась уже с конца января и накануне  съезда дошла до кульминации!). Так я и оказался в Шуре.  Повторяю – главная задача Шуры – недопущение конфликта, укрепление добрососедства между двумя братскими республиками. А угроза столкновения была в те годы реальной, о чем в нескольких словах не скажешь. 

      -  Разве Багаудин не для претворения решения Шуры вторгся в Цумадинский район Дагестана? В таком случае, где же «взаимопонимание» и «добрососедство»?

      -  Что касается рокового похода Багаудина, я бы очень хотел, чтобы он сам ответил  на этот вопрос. Причем, не только перед Аллахом. Я лично, начиная с апреля 1998 года, чувствуя опасность бесконтрольной деятельности Багаудина со своими радикалами, пытался привлечь его в Шуру. Его деятельность была опасной как для соседей Чечни, так и для самой Чечни. Я ошибся в своих прогнозах насчет действий Багаудина, я больше предполагал, что он взорвет ситуацию изнутри, в самой Чечне. Все заседания Шуры, несмотря на наши приглашения и просьбы, Багаудин игнорировал. Ну что я и мои наставления для него, - всего лишь поэт, джахил, как они говорят о тех, кто с самого детства не варился в соку ислама? Высокомерие к светским людям, пренебрежение к ним у Багаудина росло с каждым годом. Он возомнил себя не только ученым, но и политиком. «На что мне ваша Шура, я сам разберусь без вас!» Вот и наломал дров!

      -  О том, что Багаудин наломал дров говорит и Магомедали Магомедов, и Аслан Масхадов, и Руслан Аушев, и Шамиль Басаев, и Москва, и … Адалло. Похоже, есть какие-то точки соприкосновения?

      -  Сожалею, что чуть ли не с конца мая  я оказался в махачкалинской больнице с обострением болезни сердца. А в Чечню я поехал в самом конце июля 1999 года, да и тогда планировал побыть там 2-3 дня, ибо у супруги с 1 августа начинался отпуск, и мы планировали поехать в горы и провести там оставшиеся летние дни. Я, к сожаленью, не помню по датам, но могу сказать, что взрыв на Пархоменко потряс здание больницы и я тут же позвонил домой, ибо взрыв был в районе моего проживания. Что же касается точек соприкосновения, я не могу не соглашаться с моими оппонентами, если они говорят 2+2=4.

      -  Ладно, Багаудин не посещал Шуру, не прислушивался к вам, был неуправляемым. Как же тогда оценить вторжение уже твоего коллеги по Шуре Ш. Басаева и самого Хаттаба в Ботлих? Тоже не посоветовались?

      -  Тут надо знать положение дел именно на момент так называемого вторжения. После столкновения в Цумаде и начала войсковой операции с применением вертолетов Багаудин с сотней своих сторонников оказался окруженным в горных ущельях на стыке границ Дагестана, Грузии и Чечни. Вот в этой ситуации спланированная на первую субботу августа Шура не состоялась. В Сережень-Юрте, где намечалась Шура, я узнал о боестолкновении в Агвали. Только тогда я узнал и о том, что более месяца Багаудин со своим отрядом находился в Цумадинском районе. Именно в день начала стрельбы в Агвали так получилось, что мы собрались в Сержень-Юрте, там состоялась встреча с Хаттабом, Удуговым, Басаевым и другими, которые приехали туда совершенно по иным вопросам, нежели тем, которые нам, к сожаленью, пришлось обсуждать. О Ботлихской и Новолакской операции при мне или с моим участием вопросы не обсуждались. Я имею в виду вторжение. А цель  вторжения, как мне объяснили потом, состояла лишь  в отвлечении сил от  отряда Багаудина. И как только Багаудин со своим отрядом  оказался в Чечне, все  до единого бойцы Басаева  вернулись  в Чечню, а авиация продолжала крушить пустые села Ботлиха еще более недели. При этом  регулярно  сообщалось  и число  убитых боевиков (?), хотя они уже в Чечне по ТВ  смотрели  «ожесточенные бои». Не было бы  удара по Карамахи, не было бы и вторжения в Новолак, ибо  и этот шаг спас 136 жителей Кадарской зоны, героически защищавших свою землю.

       - После всего случившегося, три года вынужденной эмиграции. И ты не исключаешь свое  возвращение?

       -  Мое сердце, мои мысли и дух в  горах, где я рос. Иногда  после снов я восстанавливаю в памяти картины детства и начинаю понимать, что это реальные эпизоды  детства.  О них,  кстати, я сейчас пишу рассказы. Снятся и друзья, даже те, кто меня осуждали.  Я на них не в обиде. Ибо они не знают правды.  Осуждали там не только Адалло, но даже имама Шамиля, Халил-бега Мусаясул и многих, многих других людей.  История богата  гневом, это, видимо, в генах.  Моя же вина лишь  в моей оппозиции к власти. Поэтому только я и жду справедливого (?) суда по возвращении на родину. Но если и за это  положен срок – что ж,  придется еще лет  15-20 провести в российской тюрьме! Единственное, о чем  я бы попросил: дать мне   возможность  провести  время до решения суда  на свободе. При наличии такой гарантии мне не надо собираться,   я с  вами  готов  выехать  хоть в сию минуту.