- Лично мне было бы приятно принять участие на творческом вечере поэта Адалло.

     Давно хотелось узнать от тебя об истории создания песни «Биччанте, МухIаммад, цо щобил бакъан…». Она стала одной из популярнейших и любимых народом в Дагестане.

      - История создания этого стихотворения, ставшего песней, короткая и к тому же странная. Такое со мной не было раньше и не повторилось позже.

      В один из июльских дней 1960 года я с матерью возвращался из Анжи (Махачкалы) в Урада. Ехали мы на грузовой машине, нагруженной огромными и мокрыми бревнами. Мать сидела в кабине, а я расположился на бревнах. В те годы езда в город и обратно  была серьезной проблемой из-за отсутствия попутных машин. Целыми днями люди ждали их. А нам с матерью повезло – недолго пришлось ждать.

      Итак, ехали мы, ехали. Доехали до Гоцатлинского подъема. Начиная с ее подножия до самого верхнего поворота дороги мое состояние стало вроде полусонным. Словами его не опишешь. И вдруг я вроде проснулся и, сам того не замечая, стал декламировать слово в слово стихотворение, о котором мы с тобой ведем сейчас речь. Много раз повторял я его, боясь забыть, ибо слова его еще не были занесены на бумагу. Через три часа, доехав до нашего райцентра, я побежал в редакцию местной газеты, тут же написал его и протянул редактору. На следующий день я прочитал его в газете и до издания в 1963 году первой своей книжки,  о нем совсем забыл. Все ж, вытащив из архива, я его включил в нее.

      К тому времени я уже ходил в студентах третьего курса Литературного института. И вот однажды мне пришлось с Курского вокзала Москвы провожать земляка в Махачкалу. Когда  мы приближались к выходу из подземного хода, сверху на нас обрушилось невероятно громкое песнопение. Услышав слова песни: «Биччанте, МухIаммад…», я тут же от удивления остолбенел.

      Поднявшись на перрон, я увидел: тридцать или даже сорок молодых людей образовали круг и хором, во весь голос, пели именно мои слова. Вдруг двое или трое  (видимо узнали) подошли ко мне, схватили и, подняв над собой, понесли до самой середины круга. Тамада многозначительно разлил  себе и мне в бумажные стаканы водку и произнес довольно цветастый тост. В это время поезд тронулся, все побежали в вагоны. Не забыли они захватить и меня с собой. Вырваться из их цепких рук было невозможно. Уговоры не помогли. Объяснения не принимались. «Поедешь с нами в Махачкалу, вот и все!». Это были в основном студенты и аспиранты московских вузов, уезжающие на летние каникулы. Изрядно выпившие, они постепенно начали засыпать. После трех часов езды в г. Туле я незаметно слез с поезда и только под утро кое-как добрался обратно до Москвы.

      Разные приключения, связанные с «Биччанте, Мухаммад…» со мной случались много раз. А о возникновении «вокзального хора» мне потом рассказал композитор Майиндур Далгатов. Оказывается, будучи на лечении в одной из московских больниц, он написал музыку на мои слова. Обыкновенное стихотворное произведение он превратил в песню и всех земляков, навещавших его в больнице, научил петь ее.

      Итак, песня эта пришла к нам в горы через Москву, молниеносно распространилась и с тех пор вот уже более сорока лет народ продолжает ее петь и петь. Не умеющие же петь, читают наизусть. И так от мала до велика. В чем причина столь грандиозной популярности ее?  Этот вопрос задаю я самому себе – автору ее, – ведь   какие бы события ни происходили за все эти годы, интерес народа к ней только возрос… Художественность ее, я бы сказал, не на такой уж высоте,  глубиной мысли она тоже особенно не впечатляет. Так в чем же причина такого феномена? На мой взгляд, она появилась в то время, когда наш народ был как бы окончательно поставлен к стенке. Закрытие мечетей, сжигание   святого  Корана и всех религиозных книг, исторических, просветительских, литературных, научных трудов и всего того, что было написано на арабском языке и аджамским шрифтом. В школах по приказу сверху приостановили преподавание на родном языке. Кто по-русски читать и писать не умел, считался невеждой, едко насмехались над ним. Словом, только с 1917 года по нежному зову молоденькой русской девчонки по имени Вера Васильевна или другой (такой же доброй няньки) мы должны  были спуститься с деревьев и тут же превращаться из обезьян в людей. И мысль эту внушали не русские коммунистические эмиссары из Москвы, а наши же интеллигенты – лизоблюды во главе с певцами «новой» жизни. Ради Бога, послушай! Вот один из бесчисленных образцов их поэзии той эпохи:

                                            Ах, горец, горец, предок мой,

                                            Какой ты промах дал.

                                            Коня и саблю взял с собой,

                                            А книгу ты не взял.

                                            Не положил ты в свой мешок,

                                            Наивный предок наш,

                                            Пергамента большой листок,

                                            Перо и карандаш.

                                            Душа твоя чиста была,

                                            Но голова пуста…

      Извини, пожалуйста, не могу дальше читать, противно. Действительно, у того, кто писал эти вирши, видимо, предки были наивными существами, к тому же с пустыми головами.

      Чтобы опровергнуть подобные высказывания этих бизнесменов от литературы приведу небольшую цитату:  «Есть все основания считать, что в XI-XV вв. в горах Дагестана было налажено производство бумаги и чернил. До нас дошло большое количество книг, написанных именно на бумаге местного производства (бумага делалась изо льна), а также различные рецепты изготовления бумаги и чернил» («История Дагестана», 1967г., стр. 231).

      Ты думаешь, автор приведенных выше стихов не слышал о нашей тысячелетней давности истории производства бумаги и написанных на ней книгах? Не то что слышал, он хорошо знал обо всем этом, но лукавил ради собственной шкуры. Стараниями подобных «патриотов» наша нация была доведена почти до полного исчезновения. Здесь я не могу не задать тебе один пренеприятнейший для нас всех вопрос: где сегодня, являющийся одной из веток  аваров, древнейший народ – чамалал? Ты выходец из него. Но здесь на свой вопрос лучше отвечу я сам.  Как известно, вплоть до 1917 года в России, по данным первой переписи населения, проживало 196 народов, после правления Советов их осталось около 100. Остальных комиссары просто вычеркнули из списка, в том числе и чамалалов, искусственно лишенные всех прав, определенных Всевышним  да и земной Организацией Объединенных Наций для всех народов планеты. Все эти лишения продолжаются и сегодня. Методы воздействия стали еще более изощренными, коварными и жестокими.  Все окутано мглой.   - Кому полумрак желательнее света? – спрашивается в одной нашей пословице. – Только червям! – говорится там  же. Так что, Мухаммад, нам давно  пора  травить самым сильным дустом продолжающих размножаться червей, съедающих столб гордости миллата (нации).

      То было такое время, когда оплачиваемый государством  служащий любого ранга не мог  своему новорожденному сыну давать имя «Шамиль», иначе под  разными предлогами, его преследовали до тех пор, пока он публично не признает свои «неблаговидные» деяния, выдуманные, конечно же, многочисленными  чиновниками определенных ведомств. Народ молчал. Молчал глухо и тяжело. В то же время, сам того не замечая, он боролся против мракобесия. А как? Вот так: неосознанно, подсознательно – статистика сообщает, что родившиеся именно в те годы дети мужского рода гораздо больше стали носить имя великого имама.

      Как бы это не звучало парадоксально, я все же нахожу полную параллель  между случаями, связанными с именем имама Шамиля и песней «Биччанте, МухIаммад…». Мои наблюдения за приливами и отливами волн политической жизни республики подтолкнули к следующему выводу: каждый раз, как только на горизонте появлялись даже еще не совсем различимые призраки зла, песня эта снова и снова возрождалась в народе словно феникс (цIадул хIинчI). Разумеется, не мало встречаются и обезьянообразные люди, жаждущие опорочить не только песню эту, но и автора ее, то есть, меня. Обращаясь к ним, я говорю – раз вы хотите, чтобы эта песня прекратила свое существование, то  будьте добры, дайте горцам жить так, как им приказано предками – свободно, достойно, честно. Если среди целого народа останется даже один единственный человек, ущемленный вами, то и он начнет петь ее снова. Уверяю вас!

      Тебя, может, удивляет то, что я так рассуждаю. Объясню почему. Давным-давно эта песня  оторвалась от моего имени, она стала народной. Теперь мало кто знает о моей причастности к ее авторству. Даже сегодня (6.10.06г.), как сообщил мне по телефону проф. М.-Р. Усахов, корреспондент дагестанского телевидения расспрашивал прохожих по улицам людей об их любимых песнях. Называли, оказывается,  опять таки «Биччанте, МухIаммад…», но ни один из них не мог назвать имя ее автора. Признаться, именно это меня и радует.