- Мне кажется поэзия в советское время, при всех преступлениях СССР и режима коммунистов, играла большую эмоциональную роль. Потребность в поэзии была большой. Нынче я мало встречаю людей с поэтическими книгами в руках. Не приводит ли капитализация общества к девальвации чувств,  поэзии, сочувствия и сострадания?

-   К этому приводит не капитализация, а именно все то, о чем ты сам чуть выше говорил – разврат, аморальность, потеря ценностей, царящие во власти. Ведь капитализация, капитализм – условные понятия. Власть, ее представители – публичные люди, в какой-то степени подающие пример для подражания всем остальным. В нормальном обществе человек должен иметь возможности для реализации своих способностей и удовлетворения потребностей. Действия каждого на пути к этой реализации должны ограничиваться ЗАКОНОМ, МОРАЛЬЮ. Или, как мы, мусульмане говорим, чего ждать от того, у кого нет имана, куда мы придем, если общество теряет понятия Халал и Харам? От того, что я захочу иметь десятки гектаров на побережье Каспия или нефтяную трубу, я ведь не должен путем подкупа чиновников, а то и убийства кого-то делать все, чтобы получить эти гектары земли или трубу? Мои действия не должны мешать никому, моя свобода не должна стать комом в горле другого, тем более угрозой для жизни кого бы то ни было. Что же касается об упадке поэзии, позволю словами известного нашего певца и композитора, профессора Тагира Курачева сказать: сегодня спрос на ту музыку, - а от себя добавлю и поэзию, - которые воспринимаются не головой, а ногами. Но моя поэзия пусть веками останется без потребителя, я писать для ног не могу и не хочу. Поверь, Мухаммад, все это, как дорожная пыль, осядет, устаканится, появится как слушатель, так и читатель со вкусом, головой воспринимающий не только музыку, но и слова. А что до современности – возьми певца Гамзалава Гамзалова – скромный парень, наверняка владеющий прекрасным аварским языком, одаренный не менее прекрасным голосом. Есть песня в его репертуаре, вникаешь в смысл – становится жутко! В этой песне воспевается эпизод любовных игр с несовершеннолетней девочкой, у которой только появились вторичные половые признаки! Весь зал может на уши встать от восторга! У слушателей нет собственных сестер, дочерей? Или, все они педофилы? Просто никому нет дела о содержании песни, вот эта песня и есть написанная для ног. Или, попробуй осмыслить, тем более перевести на русский язык слова: «Ваче дун, ваче дун дуца къвалакье, къоче дир нусабго лагаялда мун!». В маршрутках у нас глохнешь от барабанной дроби, звуков синтезаторов, заглушающих всякий смысл слов. При всем старании слушающего их невозможно понять, а если поймешь – удовольствия будет мало. А поэзию, Мухаммад, читают. И читают не меньше, чем в советский период. Доказательством тому являются тысячи писем, телефонных звонков аварских читателей, которые я получаю в последнее время. Пишут начиная от отдаленных Цунта и Цумада, кончая городами Дагестана.

Что же касается советского времени, разве в советское время мы читали Осипа Мандельштама, Марину Цветаеву, Анну Ахматову, разве мы могли знакомиться с творческим наследием Алигаджи из Инхо, за исключением пары его стихов, в которых он критиковал религиозных деятелей Дагестана того времени, а эти стихи преподносились так, будто сам автор был чуть ли не марксистом? Да, идеологизированные стихоплеты получали ордена, премии, их выставляли на витрину, словно манекены (как мы знаем, у манекенов не может быть души), их издавали массовыми тиражами, переводили лучшие переводчики. Даже Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Бэлла Ахмадулина – наши современники, с трудом пробивали ту броню, которой их пытались отдалить от читателя. Владимир Высоцкий так и сгинул от удушья, о которой он пел в своих песнях. Так было не только в поэзии, но и в прозе, песенном искусстве, в театре, во всей культуре. Упомянутый Владимир Высоцкий, Булат Окуджава и ряд других просто задыхались в этом безвоздушном пространстве, называвшемся «СССР». Поэт-«тунеядец» Иосиф Бродский, до 1972 года влачивший нищенское существование в советском Ленинграде, затем выдворенный за пределы страны, стал лауреатом Нобелевской премии, всемирно признанным поэтом. Это в наше время. А о другом лауреате Нобелевской премии Иване Бунине я лучше промолчу, могут сказать «Времена были такие». Окаянные были времена, как об этом писал тот же И. Бунин! Времена тут ни при чем, Мухаммад, это страна такая, Россией называется. Только не царь у нас виноват, виноваты всегда дворяне, окружение царя, вечная ссылка на времена, на климат, на обстоятельства. Личности же безжалостно уничтожались, их душили, загоняли в психушки. Возвращаясь к капитализации скажу, что капитализация у нас идет не общества, как ты говоришь, а правящей верхушки. Оттуда и головокружительное обогащение одних, небывалое обнищание других. Причем, соотношение “богатые-нищие” с каждым годом дает огромный разрыв, давно превысивший 1:10. Само по себе капитализация явление позитивное, но за ним должны следовать и такие показатели как рост производства, подъем ВВП, повышение конкурентоспособности как отдельных производителей, так и страны на мировом рынке, уменьшение количества безработных, увеличение затрат государства на образование и здравоохранение, на культуру. Увы, всего этого мы не видим, напротив, к 2010 году правительство планирует резкое сокращение расходов именно на образование и здравоохранение. При этом, существенно увеличив расходы на содержание армии. Мы тут говорим о какой-то поэзии, когда стратегические задачи у нас намного серьезнее. Песня, Мухаммад, с каждым днем хиреет и хиреет, а танки наши все крепчают и крепчают. Вот что меня тревожит сегодня, это грозный симптом тяжелого недуга общества, общества, которое в лексиконе в избытке употребляет демократическую терминологию, фактически же сворачивается в ту же диктатуру. Общества, где конституционное право граждан на волеизъявление попрано, где отсутствуют выборы как таковые, а армия чиновников, бюрократов  выступает как авангард и пиарит себя раз в 4 года. А мы тут о какой-то поэзии говорим…

- Полностью разделяю твою тревогу. Я подготовил эссе “Не убивайте песню!”. Попробую издать. Продолжим. Был ли ты в горах у могил родителей? Какие мысли посетили тебя  при этом?

      - Каждый раз, когда приезжаю в селение, первым делом я посещаю  кладбище. Потом только иду домой. Странное  у меня представление о смерти – никогда не думаю, что человека уже нет. Даже если перед глазами покойника несут, кладут в могилу и засыпают землей. Мне кажется, что идет какое-то таинственное и хорошо отрепетированное представление. В то же время  я хорошо знаю, что и сам рано или поздно умру, но не верю этому. Бывает временами даже так, что жажда смерти (!) охватывает все мое существо. Не оттого, конечно, что надоело жить, а просто любопытство требует удовлетворения. А как это сделать? Не знаю! А дни, месяцы, годы тянутся, тянутся, тянутся…

      Моя мать умерла 1972 году, отец – 1980 году. В возрасте около ста лет. Кстати, он близко знал внука имама Саид-бея и полковника Джахбарова, был их доверенным  человеком. В ноябре исполнится 65 лет со дня смерти самого старшего брата, достаточно известного в тридцатых годах журналиста. Уже 10 лет прошло, как умер и другой брат.

      У меня бывает такое ощущение, будто все умершие мои родственники находятся где-то там, куда я скоро прибуду, и встреча с ними как бы вот-вот состоится.

      - Вряд ли те огромные тяготы последних лет  ты выдержал бы без помощи и поддержки. Пожалуйста, поведай подробнее о своей семье.

       Рассказать о своей семье, к тому же подробно, извини, я не могу. Этика наших предков не позволяет такое. А тяготы, выпавшие на наши хрупкие плечи, действительно,  были не из легких. Материальные всегда можно как-нибудь преодолеть даже сохраняя достоинство. А вот моральные… Я раньше, оказывается, ничего не знал о толпе, ее страшной психологии, нищете духа и пустоте знаний. Оказаться в водовороте,  стекающего в никуда людского скопища, не желаю даже кровному врагу. А я  там, в том мерзком водовороте побывал!.. Те, кто меня коварно толкнули  в него, напрасно праздновали  свою удачу – они просто не знали, что во мне сидит конченный романтик и азартнейший охотник за самыми острыми ощущениями этой жизни. Я им благодарен, а вот члены моей семьи  вряд ли. То, что натворили с ними толпа и доблестные представители этой толпы, может быть, будет под силу описать перу  Гоголя и всех трех Толстых, вместе взятых. Самого же меня каждый раз, когда берусь за эту тему, вызванное ею отвращение  отталкивает от рабочего стола и ручка невольно выпадает из рук.

      Анализ материалов о моей скромной персоне, появившихся за пять с лишним лет эмиграции, раскрывает интереснейшую картину современного состояния горского населения. (Горцами я их не называю, чтобы предки наши не обиделись). Подумать только, ни один  человек из всех национальностей Дагестана, кроме маарулал (маарулал – аварцы),   не допустил в мой адрес ни единого небрежного слова. Главными источниками и распространителями поганых слухов оказались двое или трое махачкалинских сугратлинцев и столько же гидатлинцев. Этим нескольким активистам удалось-таки создать такое  впечатление, будто два с половиной миллиона граждан Дагестана поют в унисон с ними.

      Я был удивлен, когда  узнал, что по неблаговидным слухам обо мне впереди всех шли самые близкие моему сердцу селения. Оказывается, что мужская часть этих пунктов  давно уже завоевала  переходящее знамя победы в соревнованиях по распитию винно-водочных напитков. Все  стало яснее ясного.  Пьющие  ведь терпеть не могут непьющих. А я был слухмейкерами преподнесен им как один из трех главных идеологов  течения трезвости.

      Неслыханную уродливость поступка министерства образования Дагестана и дагестанского научно-исследовательского института школ имени какого-то там революционера поразила воображение многих  нормально воспитанных людей не только  в самой республике, но и за её пределами, вплоть до зарубежья.  Представь себе, засучив рукава, как натуральные мясники, ученые этого института и учителя  школ республики несколько дней резали и выбрасывали  мои произведения из школьных хрестоматий, начиная с первого и кончая одиннадцатым классом. Это – десятки и десятки тысяч книг. И это на пороге ХХI века! По негласному указанию руководства министерства, учителя должны были обстоятельно объяснить  школьникам вредность идеологии «перешедшего на сторону врагов России и Дагестана «бывшего поэта Адалло». Коварность этого замысла заключается в том, что  расчет был очень точен и прост – загнав в детские мозги образ врага, навсегда  запечатлеть его там. А принести в жертву ради своей корысти мое имя и всю мою деятельность этим «ученым» и чиновникам от образования  не стоило ровным счетом ничего. 

      Общественную атмосферу тех лет (да она и ныне еще больше крепчает) коротко и ясно описывал твой  и мой друг  Абдурашид Саидов в своей статье «Синдром Буданова». Для примера я позволю себе повторить их и здесь: «Я разговаривал со многими представителями творческой и научной интеллигенции в Дагестане,  - пишет он. – В личных беседах и сочувствия, и обеспокоенности за судьбы невинно страдающих земляков и коллег у них хоть отбавляй. Стоит только об этом публично вести беседы, тут же собеседники глохнут, немеют и бледнеют одновременно. Не дай Бог, если за советом или иной помощью гонимые или их родственники обратятся, даже если  не помогут, то  вслед шепчут: «только ни  кому не говори о том, что ко мне обращался!!!».