- Уважаемый Адалло! Это интервью с тобой, а не со мной. Это не пиар-компания, и не жанр «Круглого стола», где допускается дискуссия сторон. Я не получаю денег за это. Меня никто не уполномочил на это интервью, это всего лишь проявление моего уважения к тебе. И тем не менее, вынужден уточнить вопрос:  Оставшийся в живых захватчик бесланской школы публично говорил о том, что перед нападением на школу они молились. Разве это не кощунство? Еще к тому же вопросу: муфтий одной из Северо-Кавказских республик  по телевидению заявляет, что перевод Корана на любой другой язык – большой грех. При этом сам постоянно цитирует аяты и переводит их. Ему можно, другим нельзя? И еще. Я никогда не слышал, чтобы какой-либо имам с уважением говорил о христианах, иудеях, католиках, протестантах, буддистах, т.е. о других вероисповеданиях. Не надо мне приписывать антиисламизм. За исламские взгляды меня чуть не исключили из медицинского института. Разве не с криками «Аллагьу Акбар!» совершили вооруженный наезд в Дагестан из Чечни в августе 1999 года приверженцы «чистого ислама» под руководством Хаттаба и Басаева? Моя железобетонность против деяний таких, кем бы они ни были провоцированы. Да и как можно провоцировать взрослого человека? Он ведь не овчарка кавказская, чтобы в любую минуту провоцировать?

      С тем захватчиком, о котором ты ведешь речь, я на одном с ним молитвенном коврике не стоял.  Мне также неизвестно, о чем он просил у Творца. Кстати, и генерал, приказавший бомбить родильный дом  в городе Шали, видишь ли, не обсудил со мной свои намерения.  Полагаю, что он даже не перекрестился. С такими, как тот или другой, я не дружу.

      Кур^,ан не является зашифрованным посланием, доступным лишь немногим. Представление о нем как об исключительной собственности религиозной верхушки  нам внушает именно та же верхушка – лжекадии, лжемуфтии, лжемуллы, лжебудуны, лжеустазы и их «пацаны» на побегушках. Им во всех отношениях выгодно постоянно держать толпу в невежестве.

      «Религия Ислам есть вершина человеческой мысли и нравственных достижений человека». Эти слова принадлежат немцу, в разное время и в разных странах работавшему послом своей страны, занимавшему один из самых высоких постов в системе НАТО, ставшему мусульманином и являющимся ныне крупнейшим исламским просветителем в мире. Его имя Мурад, фамилия Хофманн. А в своем труде «Коран – путеводитель для христиан» специалист по изучению основ религии профессор Пауль Шванценау признает правдивость  и подлинность Корана. Он убежден, что Откровение – это не вымысел, что его содержание являет собой концентрат истины, что Ислам – это подлинная религия, первозданное вероучение о единобожии, а потому – самая старейшая и одновременно самая молодая религия. Восхищаясь Кораном, он уподобляет его вращающемуся кристаллу, чьи многочисленные грани дают бесчисленные отражения Божьего Света. В тоже время, по мнению Шварценау, Новый Завет был подвергнут искажению в процессе разноречивых его толкований. Другого выдающегося ученого Мориса Бюкайя поразило то, что не существует ни одного коранического сюжета, который не выстоял бы перед лицом научной проверки, идет ли речь о сведениях, касающихся космоса, генетики или об исследованиях морских глубин. Все это приводит Бюкайя к следующему выводу: «По моему убеждению, не существует естественнонаучного объяснения Корану» («Библия, Коран и наука». Мюнхен, 1984).

      Такое же мнение об Исламе и у Гароди, и у Кусто, и у Гете, и у множества других выдающихся людей Европы и Америки. Так, почему же ты, Мухаммад, хочешь, чтобы наши имамы мечетей, возражая этим могучим  мыслителям, говорили с уважением о христианах, иудеях, католиках, буддистах?..  Ведь все названные тобою религии являются еще полуторатысяча лет тому назад  устаревшими из-за грубейших  искажений и нововведений. Послушай, вот что пишет по этому поводу великий Л, Толстой: «..если человеку поставлено только два выбора: держаться церковного православия или магометанства, то для всякого РАЗУМНОГО человека не может быть сомнения в выборе, и всякий предпочтет магометанство с признанием одного догмата, единого Бога и Его пророка, вместо того сложного и непонятного богословия – Троицы, искупления, таинства, Богородицы, святых и их изображений и сложных богослужений». (Из письма Л. Толстого Е. Е. Векиловой – 15 марта 1909г. – «Литературный Азербайджан», № 12, 1978г. стр. 116). Существует еще послание Льва Толстого, собственноручно написанное им Священному Синоду. Вот некоторые выдержки из него: «…То что я отрекся от Церкви, называющей себя Православной, это совершенно справедливо.

…И я убежден, что учение Церкви есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же – собрание самых грубых суеверий и колдовства, скрывающего совершенно весь смысл христианского учения.

…Я действительно отрекся от Церкви, перестал исполнять все обряды и написал я завещание своим близким, чтобы они, когда я буду умирать, не допускали ко мне церковных служителей…” (“Фома”, православный журнал, №9, 2002 год, стр 15).

      Есть у Л.Н.Толстого такое еще высказывание: «Спасение в одном: в признании одной такой веры, которая могла бы соединить людей нашего времени. И вера эта есть, и много есть людей уже теперь, которые знают ее». Как ты думаешь, Мухаммад, какую веру он имел в виду? Конечно же, Исламскую, говорю я. Добавляю еще, что он уже был  и мусульманином. Не веришь? Вот его собственноручно написанные слова: «Я бы очень рад был, если вы были бы одной веры со мной. Вы вникните немножко в мою жизнь. Всякие успехи жизни – богатства, почести, слава – всего этого у меня нет. Друзья мои, семейные даже, отворачиваются от меня. Одни – либералы и эстеты – считают меня сумасшедшим или слабоумным вроде Гоголя; другие – революционеры и радикалы – считают меня мистиком, болтуном, правительственные люди считают меня зловредным революционером; православные считают меня дьяволом. Признаюсь, что это тяжело мне… И потому, пожалуйста, смотрите на меня как на доброго магометанина, тогда все будет прекрасно».

      Коротко о том, как я познакомился с этими строками. 13 января 2006 года я был в НЦ (Научном Центре) по ул. Гаджиева. Долго беседовал с знакомыми учеными на разные темы. С тяжелым сердцем  медленно шел я оттуда домой. По дороге в случайно купленной газете увидел фотографию писателя, а рядом эта цитата. Постояв, прочитал ее несколько раз. И мне стало чуть-чуть легче. Надеюсь, хотя бы чуть-чуть и тебе стало ясно – почему имамы не могут уважительно отзываться о других религиях. Повторяю: потому, что все они устаревшие.

      Напрасно собирались исключать тебя из мединститута за исламские взгляды. Тогда, пожалуй, не могли предвидеть будущие твои взгляды и позицию. Не обижайся – я шучу.

      Да, говорят, с криками «Аллагьу акбар!» совершали наезд. Но не говорят, кто их туда подтянул. Почему не говорят, а?

      Я тоже, как и ты, против таких. Как ты, так и я спрашиваю – как можно взрослого человека провоцировать? Провоцировали все же. Значит, он – овчарка. Именно кавказская, а не, например,  немецкая, которая, видимо, не поддается никаким провокациям.

      - Когда появилось желание вернуться и был ли ты уверен в том, что ты останешься в семье?

      -  Желание вернуться, разумеется, меня не покидало никогда. Иное дело с условиями, в которых я оказался. Информационная атмосфера, которая вокруг моего имени лепилась, была немыслимо тяжелой. Но мир не без добрых людей, Всевышний и тут послал мне помощь. Еще в 2001 году наш друг,  правозащитник и истинный патриот Дагестана Абдурашид Саидов начал убеждать меня о том, что нужно возвращаться, а правовые проблемы на этом пути он взял на себя. Сказать правду, вначале я сам не верил, ибо в том правовом беспределе, который царил здесь в те годы, мое возвращение было самоубийственным шагом, о чем многие и говорили мне. Абдурашид  подключил к этому и всемирно известных  писателей, таких как Андрей Вознесенский, Аркадий Ваксберг, Андрей Битов, Фазиль Искандер и правозащитников, и телевидение, и депутатов, и общественность. Он не однажды встречался с руководителями республики, прокурором Дагестана Яралиевым, депутатами, министрами РД. Дважды он с группой журналистов московского телевидения РенТВ приезжал ко мне. Помню, в Истамбуле некоторые наши земляки  убеждали меня в нежелательности той затеи с Абдурашидом и с РенТВ, мол, это игры спецслужб России, которые заманивают меня для расправы, требовали даже ликвидации уже заснятых на пленку эпизодов и прекращения дальнейших контактов с «агентами ФСБ». Тут Абдурашид очень вежливо, и в то же время крепко, убедил их в обратном и, мы продолжили работу. Это было еще в первый его приезд в 2003 году с мужественным журналистом Дмитрием Старостиным, который тогда славно потрудился. Весь путь мой до порога дома можно представить себе минным полем, где в любую минуту можно было не только подорваться, но и подвергнуться и обстрелу. Вот этот путь со мной с величайшим достоинством прошел Абдурашид. Причем  и сам он рисковал не меньше, чем я, ибо и ему грозили наказанием за пособничество терроризму, а потому легко могли  привлечь к уголовной ответственности! Все же благополучно мы дошли до моего очага. В аэропорту Махачкалы, где нам пришлось в крайне тяжелой обстановке провести тревожную ночь, Абдурашид встал горой между мной и работниками спецслужб. Не допустил ко мне никого, никто не беспокоил меня составлением протоколов и всяких там документов – и как врач, и как адвокат он всю ночь бегал  то ко мне, то в кабинеты пограничников и следователей из ФСБ, отвечая им вместо меня на все возникающие вопросы. Нарушить закон и скрутить меня с моим защитником они, возможно и могли бы, но тут рядом начеку была камера федерального независимого телеканала и сопровождающие всюду нас его известные журналисты  – Анна Нельсон и Геннадий Константинов, которые также героически провели эту ночь.  Мне известно и то, что Абдурашиду в этом вопросе оказывали содействие и поддержку некоторые наши известные земляки, среди них и титулованные спортсмены, и глава одного из районов Дагестана, я им всем признателен, хотя лично знаком лишь с одним из них. Одним из первых из представителей власти поддержал старания Абдурашида по моему возвращению ныне покойный министр по национальным делам и печати Загир Арухов, который и помог Председателю Госсовета РД Магомедали Магомедову взглянуть на проблему несколько под иным углом.

      И до этого, не скрою, я дважды уже был готов направиться в аэропорт и вылететь в  Дагестан. Причем без всяких предварительных договоренностей с кем бы то ни было.  Оба раза меня переубеждал Абдурашид, который говорил: «Сабру, сабру и еще раз сабру!». Почти каждый день на протяжении всего периода моей эмиграции мы с ним выходили на связь через Интернет.

      Да, придется уточнить еще один момент той напряженной ночи в аэропорту, ибо сразу  всего не  вспомнишь! Абдурашид мне сообщил, что лично прокурор республики Яралиев, несмотря на поздний рейс, собирается  встретить нас в аэропорту, и он вручит мне подписку о не выезде. Но прокурор свое слово не сдержал. Потом выяснилось – по уважительной причине. Мало того, никто из погранслужб, таможни, аэропортовских служащих, якобы и знать не знали о предстоящем прилете «международного террориста»! И это при том, что от трапа самолета в Стамбуле Абдурашид сообщил министру по национальным делам, ныне покойному Загиру Арухову о том, что все нормально, прошли таможню и погранконтроль, после часа ночи будем в Махачкале. Были опасения, что турки при посадке в самолет меня задержат – ведь я еще оставался в списке Интерпола! Естественно, я слышу, что Абдурашиду они говорят о своем намерении этапировать меня в Дербент. Ведь пару месяцев назад тот же Яралиев упорно предлагал Абдурашиду вернуться со мной в Азербайджан, а там, мол, все вопросы решим, в чем довольно категорично прокурору было отказано. Тут я начинаю анализировать: Азербайджан – Дербент; Махачкала – Дербент. Вот, думаю, для чего они настаивали на Азербайджане! Я подозвал Абдурашида и, сказал ему: «Ты не переживай! ВалЛагьи билЛагьи у меня и в мыслях нет желания обвинить тебя в чем-то! Но, как мне кажется, тебя они обманули, подставили. Пусть, что хотят,  то и делают со мной! Но твоей вини ни в чем я не вижу, ты хотел как лучше и старался искренне». Это было уже  после 7 утра. Он настойчиво пытается куда-то позвонить. Вдруг  слышу: «Передай «де-душ-ке», - эмоционально говорит Абдурашид, подчеркивая каждый слог и, как мне показалось, еле удерживаясь от мата, - что я привез из-за рубежа   опаснейшего террориста Адалло, пусть он, дедушка,  срочно отправит в аэропорт пару автоматчиков и здесь же расстреляет нас обоих!». Это, оказалось, он говорил с пресс-секретарем Магомедали Магомедова Эдуардом Уразаевым. Не прошло и пяти минут, телефон у Абдурашида зазвонил. Это Яралиев уже извинялся за срыв своего обещания. Правда, и тут Абдурашид не остался в долгу, высказал и ему все, что у него накипело. Не прошло и полчаса, - и ФСБ, и прокуратура, и МВД уже были около нас. Никакой грубости, никаких эксцессов - все было на высшем уровне интеллигентности! Ведь неспроста в англоязычных странах спецслужбы именуются производным от слова «интеллект» - интеллидженс секюрити! Ум, культура, образованность, глубочайшее знание менталитета, обычаев, традиций народа – более необходимые, чем физическая подготовка, данные, без которых их работа немыслима. Не ломом ведь работать, а интеллектом! Об интеллекте большинства наших силовиков, наших спецслужбистов, особенно генералов – не мне судить. Все перечисленные качества очень важны для людей всех профессий, в том числе для врачей, писателей, учителей, политических и религиозных деятелей.