Поучительный пример

                       Из беседы А.-Р. Саидова с поэтом Адалло

                       о художественной литературе Дагестана XX века

      -   Как бы ты охарактеризовал литературный цех советского периода в Дагестане? Можно ли его разбить на несколько периодов или это был… 

(Адалло, прервав меня, тут же отвечает)

       -   Да, да. Это был сплошной «соцреализм» без прозрения.

      -   В 1987 г. издали трёхтомник Г. Цадасы. Там стихи идут по хронологии. Конец 20-х – начало 30-х – призывы в колхозы, борьба с кулачеством. Вторая половина 30-х –восхваление НКВД и её доблестных борцов со злом. Зло – это те, кто  так или иначе возражал СИСТЕМЕ, - исламисты, патриоты, лингвисты и другие представители «мыслящей» интеллигенции. Из года в год к 5 декабря, 7 ноября и 23 февраля стихи в стиле политпросвещения. В то же время Гамзата называют глубоко верующим человеком. Что это – двуличие, метод выживания или что-то другое?

  -  Можно было бы здесь вместо своего ответа  повторить твои же слова и утверждать, что в действительности это является двуличием, методом личного выживания и, конечно, чем-то ещё другим.  Но, не осмыслив обстоятельства того времени, давать ту или иную оценку деяниям того или другого деятеля было бы сознательным игнорированием объективности.  Тем более недопустимо, когда речь идет о такой фигуре в аварской поэзии, как Г. Цадаса. Я здесь выскажу сугубо личное мнение о нем. Прав ли я или нет, судить  читателям вашей газеты.  Несмотря на то, что в настоящее время мой скромный напс (персона) превращен  некоторыми лямурами (чиновниками) в объект несправедливых осуждений и даже клеветнических выпадов, скажу прямо, я не смогу выйти за рамки приличия и чести.

   Гамзат Цадаса умер, когда я еще ходил в школу. Еще тогда я любил читать его стихи. Действительно, он воспевал Ленина и Сталина. Его главные темы – Кремль, Москва, вожди. Выступал против «старых», «темных» наших адатов, даже покушался на алиф. Всем все это хорошо известно. Будучи сам  старше  Сталина, он называл его отцом. Особенно анекдотичен случай с его поэмой о Сталине, где в каждой второй строке повторяется имя Сталина. Например, «Маг1ишатиябги культуриябги кутак цебе т1уна Сталиница» и т.д. Как только культ личности  был разоблачен та же поэма появилась уже в другой  редакции. Теперь те строки  звучали  так: «Маг1ишатиябги  культуриябги  кутак цебе т1уна  нилъер партиялъ». А когда и КПСС исчез, вместе с ним исчезла и поэма. Это очень поучительный пример  для  людей, серьезно занимающихся литературным творчеством. А Гамзат был не просто увлекающимся  литературой человеком, а выдающимся поэтом, чей талант сравним  лишь с классиками прошлых времен.

   Что же привело Г. Цадаса к восхвалению НКВД, ВКП(б), борьбе с кулачеством, призывам  в колхозы?.. На мой взгляд, не двуличие его к этому привело и не метод выживания или что-то другое, а искренность. Природная искренность. Он верил в хорошее будущее, внушенное ему большевиками. И при этом оставался глубоко верующим в Бога человеком. Будучи  большим ученым и даже  членом  Шариатского  Суда Дагестана он  не мог  не общаться с такими  устазами, как  Али-хаджи из Акуша,  Хасан из Кахиба, Узун-хаджи из Салта. Ведь  и они попались  в сети  «благих» намерений  большевиков, а были впоследствии жестоко  обмануты и умерщвлены ими же. А оставались глубоко  верующими в Бога мусульманами.

      - Адалло, меня всегда интересовал  ответ  на вопрос: Почему в дагестанской литературе у дагестанских авторов не нашлось ни одного  литературного произведения, которое хотя бы как-то под незаметным углом проливало  бы свет на реальное  положение дел  в стране, о  политике партии и правительства в годы правления коммунистов? Не было диссидентов в среде пишущей интеллигенции?

      -  В своем письме, помнишь ли, еще три с лишним года тому назад я тебе писал, что  со времен ленинско-сталинских репрессий  в Дагестане вообще отсутствует интеллигенция в истинном смысле этого слова. Единичные примеры скорее служат  исключением из  правил, и они не в счет. Говоря  об интеллигенции, я имел в виду, прежде всего, поэтов (пуйэтов) наших.  На этот твой вопрос можно  было бы ответить  и  словами  С. Липкина из его  книги «Декада», изданной в Москве  50 тыс. тиражом и опубликованной в  журнале «Дружба народов» (№ 5-6 за 1989 год). Вот  цитата из нее: «На Кавказе (речь  в книге идет только о дагестанских декадах литературы и искусства в Москве  А. А.) появились певцы-рабы, рабы рабов, каждой жилочкой рабы. Эти торговцы пафосом и изготовители  напыщенных слов… Певцам-рабам не нужна  воля, огонь  страха  не только сжигает их  изнутри, но и светит им на скользком пути к удаче. А Пророк (с.а.в.) учит не бояться:  «Если  тебе посоветуют: «Не  вступай в зной», - скажи: «Огонь геенны более зноен». Рабы, наверно, не верят ни  в Пророка,  ни в геенну. А Лермонтов верил: «Быть может, небеса Востока меня с ученьем их Пророка невольно  сблизили».

      Выходя навсегда из Союза писателей СССР, в своем Открытом письме его членам  я писал, что сознательно совершаю этот шаг, чтобы привлечь внимание  общественности (каким же наивным я был еще недавно!) к продолжающемуся в Дагестане в завуалированной форме номенклатурно-уголовному произволу и беззаконию. И считаю, едва ли  не самая большая ответственность за происходящее лежит  на писателей «республики».

   Задавая  этот вопрос, ты сам  ответил на него в статье «Синдром Буданова»: «Я разговаривал со многими представителями творческой  и научной интеллигенции в Дагестане, - пишешь ты. – В личных беседах и сочувствия, и обеспокоенности за судьбы  невинно страдающих земляков и коллег у них  хоть убавляй.  Стоит только об этом  публично вести  беседы, - тут же собеседники  глохнут, немеют и бледнеют одновременно. Не дай бог за советом или иной помощью гонимые или их родственники обратятся,  - даже если не помогут, вслед шепнут: «только никому не говори о том, что ко мне обращался!!!». У читателя может  сложится впечатление о какой-то диктатуре в Дагестане, что ошибочно. Демократии и свободы  в республике хоть отбавляй. Диктатура в мозгах у людей, в сознании». Да, диктатура в сознании. Вот поэтому - то не  было  и нет диссидентов.

      - На мой вопрос, заданный в начале 1980-х в концертном зале им. Чайковского  г. Москвы об его отношении к соотечественникам  в разных странах мира, Р. Гамзатов ответил: «Это камни, не подошедшие в строительство нового, процветающего социалистического Дагестана, это мусор, не вписавшийся в новый режим». Ты имел возможность видеть и общаться с этими «камнями». Каковы они, эти «камни»?

      -  Расул Гамзатов в своё время объездил многие страны мира. Известно, не в качестве эмигранта. Разумеется, он не мог не встречаться и с представителями дагестанских диаспор. Позже со многими из них суждено было побеседовать и мне. Знаете, Р. Гамзатов у некоторых наших людей за рубежом оставил хорошее впечатление о себе. И это было  приятно ощущать.  Даже один восьмидесятилетний  авар, полковник в отставке,  прочитал мне  его стихотворение о горах Дагестана. Находились, конечно,  и такие, которые, мягко выражаясь, не совсем  одобряют то, что Р. Гамзатов постоянно идеализирует Россию и не осуждает её действия в прошлом и настоящем по отношению к Кавказу.

      Будучи не однажды в гостях у своих земляков, Гамзатов вряд ли с глазу на глаз сравнивал их с какими- то камнями, как это он делал в зале Чайковского. Но, как бы то ни было, не может быть, чтобы его не мучили произнесенные им когда-то давно, те обидные для всех нас слова. Правда, покаяние не совсем свойственно многим,  пока не наступит соответствующее время. А «КАМНИ» о которых идет речь – очень мягкие и теплые. Во всяком случае, где бы я ни побывал, куда бы судьба меня ни забрасывала, эти «камни» заслонили меня от ветров и вьюг, они дали мне не только физическое, но и душевное тепло. К неблагодарным же они могут стать холодными и жесткими. Без этих камней строительство Дагестана, на мой взгляд, будет некачественным.

      -  Понятие Поэт, наверное, состояние,  нежели  профессия. И поэзию не остановишь ни тюрьмой,  ни ссылкой, хотя прокурор Дагестана тебя лишил  звания «поэт», сказав -  «бывший поэт Дагестана». Есть ли что-то особенное, специфическое в этом состоянии  поэзии в эмиграции?

      -  Как-то устаз Саид-апанди попросил меня прочитать ему новую,  еще не опубликованную поэму «Живой свидетель» («Ч1агояв нуг1»). Это произошло в доме покойного муфтия Саид-Мухаммада Абубакарова. Присутствовало много  мюридов устаза.  Комментируя отдельные места, я  читал ее. Более внимательной аудитории  у меня никогда не было. Когда я уходил, все во главе с устазом  вышли на улицу, чтобы провожать меня.  Там устаз мне  сказал примерно следующее: не думай, что ты писал эту поэму. Над  тобой был малаик (ангел),  который подбрасывал слова под острие твоего пера. Высокая оценка, не правда ли?  Но здесь  речь не столько  о качестве произведения, сколько о понятии слова «Поэт». У Навои есть о поэте такие строки: 

        Если уж поэты совершенны, лучше них  нет в мире ничего,

        А когда поэт бездарен, в мире ничего противней нет его.

       Что до тех, кто в самой середине, мир без них прекрасно  

                     обойдётся,

       Лучше избегай их: их искусство не стихи, а шутовство.

      Впрочем, прокурор Яралиев, который назвал меня «бывшим поэтом Дагестана», сам тоже поэт. Но он такой поэт, который, видимо, не понимает, кто такой Поэт. Эмиграция тоже жизнь. Я благодарен судьбе за то, что она ведет меня в такие чудовищно жуткие и в то же время прекрасные дебри жизни. Результат трехлетней эмиграции – восемь изданных книг. Из них самой главной для себя считаю «Птица огня» («Ц1адул х1инч1»).

      -  У нас как-то получается «разговор двух аварцев». Но ведь дагестанская литература - это не только аварская литература и не только поэзия? Как обстояло дело в литературе  других народов Дагестана,  в том числе в русскоязычной литературе Дагестана?

      -  Есть аварский народ и его литература, есть лакский народ и его литература и т.д. Понятие «дагестанская литература» - искусственное.  Тем не менее все, что происходило, например, с аварской или там ханты-мансийской литературой, происходило и со всеми литературами  всех народов, входивших в СССР, ибо все жили, вернее, существовали под партией. Особо зоркий надзор был  установлен над  литераторами. И этому радовались да еще и гордились. Послушай: «Партия и правительство дали нам все, отняв только право писать плохо». Из речи Л. Соболева на  первом съезде писателей. (это, конечно, отняли писать плохо о партии, правительстве, государстве). «Мы пишем по велению сердца, а сердца наши принадлежат партии» М. Шолохов. «Я буду петь большевиков» С. Стальский. «Нам нужны майоры в литературе». А. Твардовский.  В своем выступлении Твардовский восхищенно говорил о майоре Фиделе Кастро. Вот отсюда и предложение его ввести воинские звания в десятитысячной армии советских писателей. А в майорах недостатка не было. В каждой союзной или автономной республике тут же появились «ведущие» писатели, т.е. бессменные председатели союзов советских писателей. ЦК поощрял только те произведения, где выведены образы положительных героев – первых секретарей обкомов, райкомов, председателей колхозов и т.д. Конечно же эти произведения  должны были быть еще и оптимистическими. Сурово осуждали пессимизм. Не случайно в советское время говорили, что пессимист – это лицо информированное, а оптимист – инструктированное.

      «Почему наши памятники больше памяти? – спрашивает автор статьи о Марине Цветаевой. – Большинство бронзы отдано служивым людям, в ком при минимуме горения было максимум прислуживания. «Здесь жил выдающийся советский поэт…»  Может как советский – и выдающийся, но как поэт – так себе.… Однако притронный: состоял при дворе Ленина, Сталина, Брежнева.… Поэтому и уважили. Память должна быть больше памятника, как чувств в сердце должно быть больше, чем слов». Хорошо  сказано, не так ли?

      Насчет русскоязычной литературы Дагестана могу сказать одно – такое понятие мне недоступно. Если есть русскоязычная литература,  где же тогда авароязычная или там адыгоязычная?  У нас двое или трое писали на русском языке (Э. Капиев, М. Хуршилов, М. Ибрагимова). Если эти писатели  являются русскоязычными, то почему бы  ни включить в их список Л. Толстого, написавшего «Хаджи-мурата»? Есть же и другие – Павленко, Брик, Луговской.…  Если здесь речь идет о переводной  литературе, то это отдельная и серьезная тема.  Но и о ней я не очень высокого мнения.  Дело в том, что большинство национальных писателей всячески стремилось издавать свои книги в Москве. Для этого часто они просто-напросто  жульничали – несли в издательства рукописи подстрочных переводов, то есть призраки  несуществующих на родном языке книг. Разумеется, рукописи эти шли в сопровождении кубачинских, унцукульских, гоцатлинских изделий и даже табасаранских ковров. Книги, изданные подобным образом, а потом переведенные с перевода обратно на родной язык автором или кем-то из его друзей – собутыльников, поднять духовный  уровень жизни дагестанцев не могли.  На всех съездах торжественно сообщали, что столько-то книг вышло. Да, книги выходили, об этом шумно говорили и писали. Но о том, что литература скудеет, а не обогащается, молчали. К чему же все это привело? На этот вопрос можно ответить словами из интервью сегодняшнего руководителя аварской секции СП М. Ахмедова: «Мы сегодня - телесное общество, бездуховное и безнравственное». Далее он продолжает: «Раньше кто-то искренне, кто-то ради сытой кормушки воспевал партию и Ленина, а сейчас те же самые люди хвалят богатых мошенников и воров». Все это жутко противно. Еще  противнее то, что лжепатриоты и лжепоэты вновь «борются» с диктатурой самыми же рожденной лжи.

    Хитренькие они – ни имен, ни адресов не называют.

      -  Есть и был такой жанр САТИРА. Кстати, и в этом жанре писал Гамзат Цадаса. Жанр, который многие, начиная с Крылова (да и ранее тоже),  использовали  для иносказания. Что можно сказать о сатире второй половины XX  века в даглитературе?

      -  Когда-то с одним нашим «русскоязычным» сатириком я был приглашен на встречу со студентами и преподавателями дагестанского медицинского института. Аудитория интеллектуальная, подумал я, и в назначенное время  с охотой зашел в огромный  овальный  зал, заполненный людьми в белых  халатах. Первым  о  своей «басни о зайце и зайчихе» выступил сатирик. Содержание басни – заяц вернулся  домой поздно ночью под  мухой. Зайчиха хорошенько поколотив его веником, спросила: «Ну, будешь пить еще!».  Заяц навострил уши, вытаращил глаза  (тут автор делает паузу, зал в ожидании замирает) и сказал: «А… есть?!» После этого там происходило невообразимое – все встают, зал гудит от  громких и продолжительных  аплодисментов. Некоторые почему-то кричат  даже «бис». Нас приняли за артистов?.. Увлеченный своим успехом, мой попутчик продолжал в том же духе. Накрыв лысину  носовым платком и потрясая своим грузным животом,  человек  устраивается за спиной молоденькой девушки, загорающей на пляже. О, милая, - обращается он к ней. – Твоя красота  сводит меня с ума и т.д. В  это время  девушка оборачивается и, потрясенная, говорит: «Ах, папа, это ты?». После чтения  этого шедевра реакция  зала была не поддающей описанию. Вот она интеллектуальная аудитория! – подумал я с грустью. Немало огорчил меня и сам репертуар известного юмориста.  Приведенный здесь этот пример, я думаю, поможет представить себе  общее состояние сатиры во второй половине прошлого века. И, как мне кажется, она и ныне находится в таком же  вялотекущем состоянии. Что касается  конкретно аварской сатиры, то скажу следующее: после смерти Г. Цадаса она вообще пришла в полный упадок. Иначе и не могло быть, ибо в ЦК партии сатиру приравнивали  острому предмету (понимали ее силу) и сказали, что доверять ее детям нельзя – могут, мол, поколоть себе глаза. И с тех пор этот «острый предмет» был настолько отуплен, что «дети» потеряли к нему всякий интерес.  Прошли годы. И во времена перестройки  стараниями сотрудников газеты «Х1акъикъат» Г. Галбацова,  У. Андийского, М-Р. Дациева, Д. Батлаичинского и других талантливых людей появился новый герой сатирических произведений под именем  «Бахьикъос» (в переводе «Негодяй» или «Крохобор»). Кто-то из названных мною создателей «Крохобора» несомненно обладает  способностью ясновидения. Еще  в своем младенчестве Крохобор озвучивал предсказание о том, что в недалеком будущем  он и его люди (крохоборы) станут сливками общества всей России. При этом он особо подчеркнул то, что Дагестан не вошел в нее добровольно и добровольно выходить из нее не собирается. Факт остается фактом – предсказание сбылось.

      Той же газетой с большим тиражом издана и большая книга избранных произведений  под названием «Бахьикъос». Она пользуется большим успехом у читателей. Параллельно  в этом направлении работает  и радио на аварском языке, еженедельно в эфир выходит передача  «Сатира и юмор». Когда-то и я делал  попытки возродить этот любимый всеми жанр. С этой целью я собрал и опубликовал в своей газете «Кьоял» анекдоты о Анкил Хасане из Уздал-росо и изречения Хетилава. К сожалению, из-за эмиграции  я вынужден был прекратить начатую работу. Надеюсь, кто-то продолжит ее на родине. Короче говоря, лично я вижу, что у нас появляются слабые, а все же кое-какие признаки возрождения этого жанра. Но тут возникает тревожный  вопрос: совместима ли сатира с новым законом о СМИ, не объявят ли сатириков пособниками международных террористов?!